Неточные совпадения
Она знала, что в области
политики, философии богословия Алексей Александрович сомневался или отыскивал; но в
вопросах искусства и поэзии, в особенности музыки, понимания которой он был совершенно лишен, у него были самые определенные и твердые мнения.
Василий Иванович во время обеда расхаживал по комнате и с совершенно счастливым и даже блаженным видом говорил о тяжких опасениях, внушаемых ему наполеоновскою
политикой и запутанностью итальянского
вопроса.
[«…о тяжких опасениях, внушаемых… наполеоновскою
политикой и запутанностью итальянского
вопроса».
Самгин знал, что промышленники, особенно москвичи, резко критикуют дворянскую
политику Думы, что у Коновалова, у Рябушинских организованы беседы по
вопросам экономики и внешней
политики, выступали с докладами Петр Струве и какой-то безымянный, но крупный меньшевик.
— В тех формах, как она есть,
политика идет мимо коренных
вопросов жизни. Ее основа — статистика, но статистика не может влиять, например, на отношения половые, на положение и воспитание детей при разводе родителей и вообще на
вопросы семейного быта.
— Наши отцы слишком усердно занимались решением
вопросов материального характера, совершенно игнорируя загадки духовной жизни.
Политика — область самоуверенности, притупляющей наиболее глубокие чувства людей.
Политик — это ограниченный человек, он считает тревоги духа чем-то вроде накожной болезни. Все эти народники, марксисты — люди ремесла, а жизнь требует художников, творцов…
— Однако — в какой струе плыть? Вот мой
вопрос, откровенно говоря. Никому, брат, не верю я. И тебе не верю.
Политикой ты занимаешься, — все люди в очках занимаются
политикой. И, затем, ты адвокат, а каждый адвокат метит в Гамбетты и Жюль Фавры.
— Так вот, — послушно начал Юрин, — у меня и сложилось такое впечатление: рабочие, которые особенно любили слушать серьезную музыку, — оказывались наиболее восприимчивыми ко всем
вопросам жизни и, разумеется, особенно — к
вопросам социальной экономической
политики.
Среда, в которой он вращался, адвокаты с большим самолюбием и нищенской практикой, педагоги средней школы, замученные и раздраженные своей практикой, сытые, но угнетаемые скукой жизни эстеты типа Шемякина, женщины, которые читали историю Французской революции, записки m-me Роллан и восхитительно путали
политику с кокетством, молодые литераторы, еще не облаянные и не укушенные критикой, собакой славы, но уже с признаками бешенства в их отношении к
вопросу о социальной ответственности искусства, представители так называемой «богемы», какие-то молчаливые депутаты Думы, причисленные к той или иной партии, но, видимо, не уверенные, что программы способны удовлетворить все разнообразие их желаний.
«Дронов выпросит у этого кота денег на газету и уступит ему женщину, подлец, — окончательно решил он. Не хотелось сознаться, что это решение огорчает и возмущает его сильнее, чем можно было ожидать. Он тотчас же позаботился отойти в сторону от обидной неудачи. — А эта еврейка — права.
Вопросами внешней
политики надобно заняться. Да».
Из всеобщей
политики и из социальных
вопросов я почти ничего не мог из него извлечь, а эти-то
вопросы, ввиду моей «идеи», всего более меня и тревожили.
Даже на наши
вопросы, можно ли привезти к ним товары на обмен, они отвечали утвердительно. Сказали ли бы все это японцы, ликейцы, китайцы? — ни за что. Видно, корейцы еще не научены опытом, не жили внешнею жизнью и не успели выработать себе
политики. Да лучше если б и не выработали: скорее и легче переступили бы неизбежный шаг к сближению с европейцами и к перевоспитанию себя.
Улеглись ли партии? сумел ли он поддержать порядок, который восстановил? тихо ли там? — вот
вопросы, которые шевелились в голове при воспоминании о Франции. «В Париж бы! — говорил я со вздохом, — пожить бы там, в этом омуте новостей, искусств, мод,
политики, ума и глупостей, безобразия и красоты, глубокомыслия и пошлостей, — пожить бы эпикурейцем, насмешливым наблюдателем всех этих проказ!» «А вот Испания с своей цветущей Андалузией, — уныло думал я, глядя в ту сторону, где дед указал быть испанскому берегу.
Вопрос о принципиальности в
политике гораздо сложнее, чем думают доктринеры.
Это подводит нас к
вопросу о нашей националистической
политике.
Но мировая война связана не только с обострением империалистической
политики великих держав, — она также очень остро ставит
вопрос о судьбе всех национальностей, вплоть до самых малых.
Традиционное интеллигентское сознание было целиком обращено на
вопросы внутренней
политики и ориентировано исключительно на интересах социальных.
Она до последней крайности обостряет все
вопросы, связанные с империалистической и колониальной
политикой, с отношениями европейских государств к другим частям света, к Азии и Африке.
Вопросы внешней
политики были совсем неизвестны.
Сейчас я пишу статьи по разным актуальным
вопросам, статьи не по
политике, а по философии
политики, но внутренне я живу замыслом философской книги.
Я никогда не был
политиком, и моя мысль о злобе дня никогда не делалась политической, она оставалась философской, моральной, заинтересованной духовной стороной
вопроса.
Это — относительно, так сказать, внутренней
политики; что же касается до внешних отношений, то здесь
вопрос усложняется тем, что нужно говорить не об одном заводе, даже не о заводском округе, даже не об Урале, а вообще о всей нашей промышленной
политике, которая постоянно колебалась и колеблется между полной свободой внешнего рынка и покровительственной системой в строгом смысле слова.
Все чаще слышала она от простых людей когда-то пугавшие ее слова: бунт, социалисты,
политика; их произносили насмешливо, но за насмешкой неумело прятался пытливый
вопрос; со злобой — и за нею звучал страх; задумчиво — с надеждой и угрозой.
Вспомним о румяной кулебяке с угрем, о сдобном пироге-курнике, об этом единственном в своем роде поросенке с кашей, с которым может соперничать только гусь с капустой, — и не будем удивляться, что под воспитательным действием этой снеди умолкают все
вопросы внутренней
политики.
— Позвольте пояснить примером. Отчего, например, как только дело коснется
вопросов внутренней
политики, или благоустройства, или, наконец, экономии, — вы ничего не имеете сказать, кроме:"п-шел!"
— И труда большого нет, ежели
политику как следует вести. Придет, например, начальство в департамент — встань и поклонись; к докладу тебя потребует — явись;
вопрос предложит — ответь, что нужно, а разговоров не затевай. Вышел из департамента — позабудь. Коли видишь, что начальник по улице встречу идет, — зайди в кондитерскую или на другую сторону перебеги. Коли столкнешься с начальством в жилом помещении — отвернись, скоси глаза…
В ожидании Ивана Тимофеича мы уселись за чай и принялись благопотребно сквернословить. Что лучше: снисходительность ли, но без послабления, или же строгость, сопряженная с невзиранием? — вот
вопрос, который в то время волновал все умы и который, естественно, послужил темою и для нас. Прудентов был на стороне снисходительности и доказывал, что только та внутренняя
политика преуспевает, которая умеет привлекать к себе сердца.
«Одним словом, — так заканчивалась заметка, — если оставить в стороне некоторые щекотливые
вопросы, вызывающие (быть может, и справедливое) осуждение, м-р Гомперс оказался не только превосходным оратором и тонким
политиком, но и очень приятным собеседником, которому нельзя отказать в искреннем пафосе и возвышенном образе мыслей.
Нью-йоркские газеты обмолвились о ней лишь краткими и довольно сухими извлечениями фактического свойства, так как в это время на поверхности политической жизни страны появился один из крупных
вопросов, поднявших из глубины взволнованного общества все принципы американской
политики… нечто вроде бури, точно вихрем унесшей и портреты «дикаря», и веселое личико мисс Лиззи, устроившей родителям сюрприз, и многое множество других знаменитостей, которые, как мотыльки, летают на солнышке газетного дня, пока их не развеет появление на горизонте первой тучи.
Между тем никто лучше меня не понимает, что единообразие в действиях по
вопросам внутренней
политики не только полезно, но и необходимо.
И действительно, когда дьякона приступили к нему с
вопросом, скоро ли будет конец внутренней
политике, то он твердо ответил, что
политика до сведущих людей не относится.
Словом сказать, всем стало весело, и беседа так и лилась рекою. И что ж! Мне же, или, лучше сказать, моей рассеянности было суждено нарушить общее мирное настроение и вновь направить умы в сторону внутренней
политики. Уже подавали пирожное, как бабеньке вдруг вздумалось обратиться с
вопросом и ко мне...
Тем не менее мы не сразу пришли в уныние, а тоже попробовали: и в земские собрания ездили, стараясь, по возможности, сообщить полемико-политический оттенок
вопросу о содержании лошадей для чинов земской полиции, и в качестве мировых судей действовали, стараясь извлечь из кражи мотка ниток на фабрике какой-нибудь политический принцип. Все мы испробовали, но нигде не обрели"
политики", а взамен того везде наткнулись на слово: тоска! тоска! и тоска!
Под конец он вполне овладел разговором и читал нам целые лекции о внутренней и внешней
политике; два года писанья передовых статей по всевозможным
вопросам сделали его способным говорить весьма свободно обо всех этих вещах, о которых мы с Гельфрейхом, занятые своими этюдами, знали очень мало.
Он отправился в Вашингтон, представил г. Ван-Бюрену, тогдашнему министру, как противны были здравой
политике отношения двух держав, и в конференциях, продолжавшихся десять дней,
вопрос был совершенно разъяснен между двумя посредниками.
Александр (идёт, насвистывая). Маленький митинг? По
вопросу о финансах, или — внутренняя
политика, а?
Тут фигурировали и Славнобубенск, и Москва, и Петербург, и общие знакомые, и книги, и новые сочинения, и студенты, и кой-какие маленькие сплетни, к которым кто ж не питает маленькой слабости? — и театр, и
вопросы о жизни, о
политике, о Лидиньке Затц, и музыка, и современные события, и те особенные полунамеки, полувзгляды, полуулыбки, которые очень хорошо и очень тонко бывают понятны людям, когда у них, при встрече, при взгляде одного на другого сильней и порывистей начинает биться сердце, и в этом сердце сказывается какое-то особенное радостно-щемящее, хорошее и светлое чувство.
Все общество, в разных углах комнат, разбивалось на кружки, и в каждом кружке шли очень оживленные разговоры; толковали о разных современных
вопросах, о
политике, об интересах и новостях дня, передавали разные известия, сплетни и анекдоты из правительственного, военного и административного мира, обсуждали разные проекты образования, разбирали
вопросы истории, права и даже метафизики, и все эти разнородные темы обобщались одним главным мотивом, который в тех или других вариациях проходил во всех кружках и сквозь все темы, и этим главным мотивом были Польша и революция — революция польская, русская, общеевропейская и, наконец, даже общечеловеческая.
Но, конечно,
вопрос этот имеет смысл только в Церкви, и речь идет здесь не о
политике в обычном смысле слова, а именно о религиозном преодолении «
политики», о том преображении власти, которое и будет новозаветным о ней откровением.
«В области
политики, философии, богословия Каренин сомневался или отыскивал; но в
вопросах искусства и поэзии, в особенности музыки, понимания которой он был совершенно лишен, у него были самые определенные, твердые мнения».
— Неужто же ты, Лара, будешь смотреть спокойно, как меня, твоего брата, повезут в острог? Пожалей же меня наконец, — приставал он, — не губи меня вдосталь: ведь я и так всю мою жизнь провел бог знает как, то в тюрьме, то в ссылке за
политику, а потом очутился в таких жестоких комбинациях, что от женского
вопроса у меня весь мозг высох и уже сердце перестает биться. Еще одна какая-нибудь напасть, и я лишусь рассудка и, может быть, стану такое что-нибудь делать, что тебе будет совестно и страшно.
Тогда первым тенором в газете был воскресный фельетонист. Это считалось самым привлекательным отделом газеты. Вся"злободневность"входила в содержание фельетона, а передовицы читались только теми, кто интересовался серьезными внутренними
вопросами. Цензура только что немного"оттаяла", но по внутренней
политике поневоле нужно было держаться формулы, сделавшейся прибауткой:"Нельзя не признаться, но нужно сознаться".
Свои экскурсии по Лондону я распределил на несколько отделов. Меня одинаково интересовали главные течения тогдашней английской жизни, сосредоточенные в столице британской империи:
политика, то есть парламент, литература, театр, философско-научное движение, клубная и уличная жизнь,
вопрос рабочий, которым в Париже я еще вплотную не занимался.
Но мы разбираем здесь не
вопрос национальной
политики. На Дерптский университет следовало такому русскому студенту, как я, смотреть, как на немецкий университет и дорожить именно этим, ожидая найти в нем повышенный строй всей учебной и ученой жизни.
Он из беллетриста и стихотворца (как известный уже переводчик песен Гейне) превратился в работника по экономическим
вопросам, по
политике и публицистике, сделался сторонником самых тогда"разрывных"идей, почитателем таких мыслителей, как Сен-Симон, Луи-Блан, Прудон.
Я нашел кружок из разных элементов, на одну треть не русских (немцы из России и один еврей), с привычкой к молодечеству на немецкий лад, в виде постоянных попоек, без всяких серьезных запросов, даже с принципиальным нежеланием на попойках и сходках говорить о
политике, религии, общественных
вопросах, с очень малой начитанностью (особенно по-русски), с варварским жаргоном и таким складом веселости и остроумия, который сразу я нашел довольно-таки низменным.
Затем у них завязался разговор о
политике, об организации армий, как русской, так и германской, и о социальном
вопросе, так сильно интересующем всех в Германии.
Затем возник сложный германский
вопрос. Война за австрийское наследство перевернула европейскую
политику. До тех пор все боялись могущества маститых австрийских Габсбургов и сочувствовали французским Бурбонам, боровшимся с ними. Теперь Фридрих II унизил Австрию, отхватил у нее лучшую провинцию — Силезию и застращал всех своей находчивостью и гениальностью полководца.
Внешняя
политика должна была преследовать более широкие цели, чем прежде. Она сосредоточилась на двух задачах уже не местного московского значения. Это, с одной стороны, «восточный
вопрос» того времени — уничтожение татарского ига, с другой —
вопрос западноевропейский: борьба с Польшей.
Говорят, что в кумирнях, под видом молитв, они собираются по ночам для обсуждения
вопросов, касающихся не одной религии, но и
политики.